- Сейчас все и всё записывают. Вы из Самары, там люди намного чище. У нас в Москве, я вам скажу, хамья много. Столичные журналисты не считаются ни с чем. Звонят в любое время дня и ночи, задают глупейшие вопросы. А эти жужжащие машинки, которые они запихивают тебе в рот... Их начинаешь бояться. Они укусят или сейчас или потом. К тому же я с детства понял, что самое неприятное в жизни - это экзамены, когда ты должен отвечать на чьи-то вопросы. А ты должен вразумительно, а главное - спокойно отвечать на все вопросы. Лично я всегда боялся и прятался за чью-то спину.
- Вот почему вы так доходчиво донесли до зрителя образ Труса...
- Когда играл Труса, я играл себя в детстве. По актерскому амплуа он мне очень близок, я про него знаю все. Он по-своему поэт, поэтому не вяжется в этой шайке с другими.
- Я знаю, что вы очень любили импровизировать на съемочной площадке?
- Да. Например, помните в "Кавказской пленнице", когда мною вышибают дверь, и я улетаю в окно? Я внес свою лепту и крикнул: "Поберегись". Или момент когда я бегу за Варлей и пугаюсь упавшего с нее платка. А когда Моргунову делали укол, я предложил, чтобы шприц остался в его ягодице и размеренно покачивался. Но самая моя любимая находка это эпизод когда Трус, Балбес и Бывалый решили стоять перед автомобилем насмерть, и Трус зажатый в тиски начинает биться в конвульсиях. Импровизации удались, все смеются до сих пор.
- Какая атмосфера царила на съемках этих фильмов? Сейчас пишут в газетах, что Никулин, Моргунов и Вицин в жизни друг друга ненавидели?
- Не читайте газет. Хотя дружбы как таковой у нас не было. Было общение. Человек должен задумываться надо всем что совершает. Внутренний контроль должен быть всегда. Зачем, например, человек курит? Я затянулся, когда мне было 7 лет, так чуть не умер от этого едкого дыма. Больше по собственной воле я к сигаретам не прикасался. Хотя и на съемочной площадке и в жизни приходилось несколько раз насиловать себя. Почему-то считается, что актеры порочные существа. Они не порочные, они несчастные. Природа так их устроила, что часто они не понимают, что есть такие вещи, которые делать нельзя. Они губят себя. Может поэтому, с моими коллегами меня никогда не связывали близкие отношения. Актеры или пьют или едят. А я человек непьющий. Хотя однажды радио "Би-би-си", отметив мою роль сэра Эндрю в фильме "Двенадцатая ночь", перепутало мою фамилию, назвав меня "Выпиным".
- И это говорит, человек, который создал на киноэкране образ алкоголика всех времен и народов ...
- Да-да. Мне приходилось создавать образы алкоголиков, зануд, сексуально озабоченных стариков.
- Что это за роли сексуально озабоченных стариков?
- Озабочен я был на театральных подмостках. Была такая пьеса "Укрощение укротителя". Я играл старика Морозо. Однажды на этот спектакль пришел генерал со своей шестнадцатилетней дочерью. Он был возмущен тем, что говорилось со сцены. Из-за него мы эту пьесу в переводе Щепкиной-Куперник два раза сокращали. У меня, например, была фраза: "Мой полк заляжет тоже!". А слуга в ответ: "Заляжет и не встанет!". Переписали, получилось: "Мой полк заляжет тоже", а в ответ: "Он слишком слаб, чтоб мог стоять".
- Часто приходилось сталкиваться в жизни с политиками?
- Бог миловал. Я всегда удивлялся - зачем люди идут на это самоубийство под названием "политика"? Политика-это добровольное самоистязание. Посмотрите, как многие стремятся попасть в Государственную Думу. Эти люди хотят каких-то благ, но это же унизительно. Они, правда, этого не понимают. Мне их жалко. Что поделать, вот такие вот они выродки. Я еще в детстве удивлялся - почему руководить, как правило, всегда стремится человек, ничего не понимающий в людях, нехороший и злой? Люди, которые ценят человека, не стремятся овладеть себе подобными, прийти к власти. Политики - бездарные личности, потому и занимаются этим ремеслом. А что они еще умеют делать?
- О чем вы мечтали в детстве?
- В раннем детстве я только и мечтал о том, чтобы стать садовником. Мне всегда нравилась растительность. Я обожал и розы, и траву, и деревья. Мне всегда хотелось соприкасаться с природой. А в лицедеи меня потянула моя детская закомплексованность. Избавиться от комплексов мне очень хотелось. Поэтому я и стал заниматься в драмкружке.
- Я знаю, что в свое время вы окончили школу-студию МХАТ. И даже работали в театре. Потом вы о нем забыли. Что же случилось? Кино влекло к себе больше?
- Да нет. Просто совмещать одно с другим было физически невозможно.
- Вы - резонер?
- Наверное, да. Серафима Германовна Бирман, мой педагог так всегда меня называла.
- Помните, свою первую роль?
- Конечно. Это начало начал. Первой моей ролью была роль Гоголя. Из Ленинграда в Москву приехала помощница великого Козинцева, чтобы найти исполнителя на роль классика в фильме "Белинский". Для этого она посещала различные театры. Я попал к ней на заметку. После были пробы. Меня утвердили, и я с удовольствием окунулся в процесс съемки. Кстати, Козинцев позже узнав, что я стал играть в комедиях, очень расстроился. Он почему-то считал меня серьезным актером.
- Ваша профессия в первую очередь - это способ зарабатывания денег или самореализация своего таланта?
- Лечение. Чтобы побороть свои комплексы, мне надо было приучить себя к аудитории, побороть стеснение. И я выбрал актерство. Я был нервным ребенком, но меня все смешило. Я любил юмор, и это меня спасало. Что касается денег, то профессия киноактера, тем более в советские времена не та, которая могла бы принести большую прибыль. Самое главное, чтобы хватало на хлеб с маслом. Актер не должен быть сытым. На кой хрен нужны мне эти бумажки? Я их никогда не коллекционировал.
- А что вы коллекционировали?
- Все что угодно от осенних листиков до божьих коровок. Божьих коровок у меня было четыре девочки. В моей квартире они жили по целому году. Я их каждый день подкармливал яблоками, медом. Жили мои "крошки" на листьях, на цветах, летали по квартире.
- В фильме "12 стульев" с Андреем Мироновым, вы исполнили эпизодическую роль Безенчука. Знаете, что в Самарской области есть город с таким названием?
- Да. Что есть такой город, я узнал еще до того как снялся в этом фильме, но после того как прочел этот роман. Кстати, в годы войны во время эвакуации моя супруга Тамара Фёдоровна жила под Куйбышевым, в селе Кинель-Черкассы. В Самаре я давненько не был. Лет эдак шесть. Последний раз, когда я выступал в концерте "Вокруг смеха" в вашей филармонии после выступления мне подарили огромного карпа. Правда, что с ним стало потом неизвестно. Я же не ем мясо, я йог! А вообще, в ваших краях есть Природа. Ее красота. Жигули, Волга. В Москве все загадили. Кроме машин ничего не осталось. Одни машины и дороги. Люди служат машинам, а не машины им. Я вот, когда иду на прогулку с собачкой, иной раз даже матюгнусь. Эти железки испортили весь воздух. Место, где сегодня пахнет приятней всего туалет. Пятьдесят лет назад во время творческой встречи на заводе имени Сталина (ЗИСе) я сказал: "Производство нужно свёртывать. Автомобили съедят всю нашу экологию". Видные руководителя не смеялись. Они понимали, какие последствия принесут эти железяки.
- Ваше выступление осталось не замеченным?
- Слава Богу, никуда не вызывали. Да и зачем меня вызывать? Я же не предпринимал активных действий и не ратовал за свертывание отечественного автомобилестроения. Но мое выступление очень многим не понравилось, ведь это такая доходная отрасль.
- На чем же вы передвигаетесь?
- На метро, электричке, трамвае, троллейбусе. Когда безвыходная ситуация сажусь в машину. Собственной машины у меня никогда не было.
- А как добираетесь до места отдыха?
- На электричке, а потом пешком. Раньше я очень любил бывать в лесу. Но сейчас отдыхаю дома. Из дома меня вытаскивает только моя собачонка. Она прогуливает меня вокруг дома, когда я ее не слушаюсь, она кусает меня.
- Больно?
- До крови, и правильно делает. Иногда нужно людей одергивать. И вообще, скажу я вам, Леша, животные самые добрые существа на свете, в отличие от двуногих. Для бездомных дворняг я покупаю колбасу и ветчину. Двух собачек однажды привел домой и оставил. Иногда я хожу на Калининский проспект кормить голубей. Они меня уже знают в лицо и слетаются со всех улиц. У каждого голубя свое лицо, своя индивидуальность. Среди людей индивидуальность не каждый раз встретишь.
- Я знаю, что члены вашей семьи так или иначе связаны с искусством?
- Да. Жена Тамара Фёдоровна, племянница Мичурина много лет работала художником-бутафором в Малом театре. Воспитала меня и дочь Наташу, научила говорить попугайчиков и петь собак. Наташа окончила графический факультет Суриковского института. Она автор многих рекламных плакатов к художественным фильмам, нашим и зарубежным, хороший портретист.
- Я знаю, что вы тоже рисуете и занимаетесь скульптурой?
- Точнее, скульптурным портретом. Сейчас изобразительное искусство я ставлю выше кинематографа. Иногда думаю, что будь я немного моложе, съемочной площадке предпочел бы живопись.
- Скажите, как вам удалось в сорок восемь лет создать образ повесы Миши Бальзаминова?
- Наверное, занятия йогой. Они помогают войти в нужное состояние в любой момент и при любых обстоятельствах. Перевоплощение с посредством йоги нет ничего лучше. Я и стариков играл в молодом возрасте. Все говорили: " Не может быть, что он такой молодой". Сейчас мне уже 84 года, я старый йог, но до сих пор у меня нет ни одного седого волоска. Правда, зубов во рту у меня не осталось.
- Вставьте.
- Ни в коем разе. В организме не должно быть инородного тела.
- Что вы больше всего не любите?
- Стереотипов, когда люди мыслят штампами. Не люблю всякие застолья, "штампованные тосты".
- Ваше золотое правило?
- Не удивляйся ничему плохому. Я научился этому не сразу, но когда смог с облегчением вздохнул и понял: "Вот она жизнь".
Лето 2001 г.
